«Я ничего не слышала о Канском театре», — интервью с режиссёром-постановщиком Варварой Поповой
Варвара Попова — новый режиссёр-постановщик Канского драматического театра, приехала работать в Канск из Новосибирска. Ставила спектакли в Томске, Новосибирске, Нягани, Ачинске. Была участницей лабораторий в Новокузнецке, Альметьевске, Москве и Санкт-Петербурге. Подробнее о её творческом пути и планах на будущее читайте в новом интервью.
Варвара, расскажите о своём творческом пути.
В 14 лет я ехала в автобусе и увидела на стекле объявление, что ведётся набор в театральную студию. Меня абсолютно никак не интересовал театр, вообще практически я там не бывала, но меня зацепила формулировка: «Поможем вам раскрыть ваши творческие способности и найти предназначение». Потому что я была ищущим подростком, рефлексирующим. Понимала, что надо будет в жизни определяться, что-то делать. Так я отзанималась год в этой студии, и в целом меня всё это увлекло. Затем я нашла другую театральную студию, где окончательно поняла, что хочу стать актрисой.
Мечтали стать актрисой, а стали режиссёром, как так вышло?
На всякий случай подала документы на режиссуру по совету мамы, именно она натолкнула меня на мысли о том, что я буду делать, если не поступлю на актёрский. А я абсолютно нигде себя не представляла, кроме как в театральном, была точно уверена, что поступлю.

Вы специализируетесь на современных театральных жанрах, ставите спектакли на темы, волнующие молодёжь и подростков. Как поняли, что Вам это интересно?
Это так сложилось, что я занимаюсь какими-то экспериментальными молодёжными проектами. Когда я выпустилась из института, у меня не было очереди из предложений, а делать что-то было нужно, опыт где-то надо было брать. Меня начали звать в разные экспериментальные постановки, к тому же мы с однокурсниками организовали «Лабораторию современного искусства» в Новосибирске. Мы нашли помещение, сделали в нём ремонт своими руками и начали творить. Театральное сообщество Новосибирска знало о «Лаборатории», и приходили на наши события. Для портфолио это было огромным плюсом, плюс появлялись какие-то новые знакомства и предложения. Я отзывалась почти на любые предложения, познакомилась с инклюзивным, документальным, сайт-специфик, иммерсивным театром.
Насколько сложно было работать в инклюзивном театре?
В инклюзивном театре мы действуем из принципа, что мы на равных, но мы не одинаковые. В инклюзивном театре лучше не быть строгим режиссёром. С людьми с инвалидностью нужно быть более внимательной. Например, ребятам с РАС (расстройство аутистического спектра) просто будет физически сложно репетировать так долго, как могут другие. Даже если они очень увлечены, примерно через 45 минут они уже устают, и это необходимо учитывать.
А особенность моей психики в том, что мне сложно начать что-то делать, но если я уже начала, то могу без остановки и усталости делать это много часов подряд. И меня будет раздражать, что всем нужны перерывы, все бесконечно отвлекаются. И вот суть инклюзии в том, что это такой гуманитарный процесс объединения для всех. Ведь мои особенности тоже должны учитываться. То есть моя задача — организовать нашу систему взаимодействия, и в зависимости от потребностей меняется система, трансформируется структура, а не человек.

О каких сложностях этой профессии Вы даже не догадывались, когда поступали?
Вообще, у меня это очень сложный и болезненный путь. Много раз я думала: «Да пошло оно всё к чёрту, устроюсь работать в какую-нибудь „Пятёрочку“». Иногда мне казалось, что то, чем я занимаюсь, — это просто одно нескончаемое бесполезное страдание, с проблесками радости именно в те моменты, когда, например, ко мне подходит чья-то мама и благодарит меня за мою бережную работу с её ребёнком с РАС, за то, что занятия дали свои плоды и ребёнок продолжает заниматься в театральной студии дальше.
Вот такие проблески были, они меня поддерживали. Когда что-то удаётся, когда кто-то тебе благодарен. В основном, конечно, выходить в свободное плавание, когда ты никто и нигде никому не нужен, — это очень тяжело. И с этим сталкиваются многие выпускники театральных вузов. Понятно, что у театра есть риск брать неопытного режиссёра, и театр хочет, чтобы было сразу на сто процентов хорошо, но где ты возьмёшь этот опыт, когда ты только вышел из института? Поэтому у всех по-разному, и некоторые артисты становятся знаменитыми на всю страну в 40 лет, а художники так вообще, бывает, знаменитыми становятся после смерти. Это реальность творческих профессий.
Чем Вы занимались после института?
Я работала везде, где предсталялась возможность, ставила спектакли в Томске, Новосибирске, Нягани, Ачинске. Была участницей лабораторий в Новокузнецке, Альметьевске, Москве и Санкт-Петербурге. В параллель работала методистом в театральном жанре в Доме народного творчества по Новосибирской области. Мы создавали межрегиональные и даже всероссийские конкурсы, обучения и фестивали для любительских театральных коллективов. Этому я отдала 5 лет.

Трудно ли дался переезд в Канск? Часто ли приходилось переезжать?
Я первый раз в жизни так масштабно переехала. Мы с женихом перевезли всех своих животных и фуру вещей. Если бы не его поддержка и помощь в организации переезда, я бы не решилась. Тем более в августе я как раз была на выпуске спектакля в Нягани, а 2 сентября мне уже надо было выйти на работу в Канский театр. Слава буквально все бытовые заботы взял на себя — от покупки билетов до сбора вещей, за что я ему безмерно благодарна.
Ранее что-то слышали вообще о Канском театре?
Я ничего не слышала о Канском театре. Мне позвонил Михаил Гончаров, с которым мы были на лаборатории в прошлом году, и пригласил работать в Канск. Почему я на это решилась? Я терпеть не могу командировки — это ещё одна причина, почему я хотела работать в штате театра, а не приглашённым режиссёром ездить по стране.
Я обожаю путешествовать, объездила половину Европы, много где была и в России. Но работать в других городах для меня мучительно, я не гастролёр, страдаю вдали от дома, вдали от родных. И когда я это о себе поняла, я не стала себя ломать и просто себе в этом призналась, поэтому решилась на переезд, чтобы жить и работать стабильно в одном месте.

Какие впечатления сложились о труппе театра? Какие планы есть на работу?
У меня самые положительные впечатления о труппе. Артисты все замечательные, смотрю спектакли и хожу на репетиции, вижу, как круто им удаётся воплощать характерные роли. И у меня уже есть определённое видение будущего. Хочу проводить на постоянной основе тренинги, чтобы они всегда были в тонусе, потому что у актёра очень много рутины, особенно когда один и тот же спектакль играется много раз. Опять же, бесконечно можно улучшать речевые навыки, дикцию — в этом вообще нет предела совершенству.
Над чем работаете сейчас?
Сейчас в работе новогодняя сказка по произведению А. Платонова «Волшебное кольцо», конечно же, с интермедией, Дедом Морозом и Снегурочкой. В параллель работаем над выездной историей для малышей «Сказка о царе Салтане».
Весной планируем поставить подростковый спектакль. В параллель со всем я ещё работаю над проектом «Литперсоны», который ставила в Новосибирске, Томске и Нягани, но каждый раз это совершенно разные истории по произведениям классической литературы. Также я приступила к сбору информации для документального спектакля про Канск, но это планируется уже в следующем сезоне.

Как в Вашу жизнь пришла телесно-ориентированная психотерапия? Как это помогает в режиссуре?
Однажды в силу определённых жизненных испытаний у меня очень сильно защемило поясницу. Я обошла всех врачей, и все мне сказали, что всё работает исправно, нужно искать причину в другом месте. После долгих поисков я попала на тренинг по проработке тазовых зажимов и поясничного отдела. За одну практику у меня всё прошло, и жизнь разделилась на «до» и «после».После этого в Новосибирске я пошла учиться в Международный институт «Интеграция». Специальность в дипломе будет звучать так: «Телесно-ориентированный подход в индивидуальном консультировании».
Есть практики, которые можно интегрировать в актёрский тренинг. Тема моего диплома как раз «Работа над блоками и зажимами артиста в телесно-ориентированном подходе». Я много проводила тренингов с людьми, консультировала, но самое важное — это личная проработка, которая тоже даёт разные новые темы для исследований. Желание идти в терапию зависит от человека, и успех терапии на 40% зависит от мотивации клиента. Если человеку нужно, он придёт к определённому результату.
